«Спасти камер-юнкера Пушкина»: вопрос жизни и смерти
Почему нельзя полагаться на жизненный опыт великих писателей и тем более на «наше все» – в премьере «Красного факела» по монопьесе Михаила Хейфеца.
История мальчика, выросшего на Пушкине в Питунина, написана Михаилом Хейфецем – русским писателем и журналистом, ныне проживающем в Израиле. «Об Пушкина!», – насмехался не так давно некто Хармс над нашим «великим всем». А почему он – все? Так карта легла: Пушкин буквально олицетворяет Россию. Просила ли об этом писателя непосредственно Россия, история умалчивает.
Реформатор русской словесности любезен был народу по разным причинам, но в учебники вошел именно потому, что приложил немало усилий, чтобы современный русский стал тем, чем он и является на данный момент. А вместе с современным русским языком выросли и все мы – в то, чем являемся сейчас. Правда, в начале девяностых тот, кто был «всем» неожиданно и быстро вдруг стал совершенно никем. Что-то сломалось на родине: как будто из нее вынули какую-то жизненно-важную деталь. А дырку даже заткнуть ветошью забыли.
Я думал, только нам с Дубасовым Пушкин не нужен, а оказалось — вообще никому. И мы с Дубасовым тут ни при чем.Рассказ от первого лица создатель «Асфальт-театра», режиссёр Сергей Чехов разделил на пять актеров. По сути, Питунина играют сразу Николай Соловьев, Владимир Лемешонок, Георгий Болонев, Алексей Межов и даже, некоторым образом, Виктория Левченко. Вернее, играют они в жизненные проявления индивида, зацикленного на великом русском писателе. Замкнутого на ненависти и любви к «нашему всему» – одновременно и по очереди.
Почему, собственно, Питунин так ненавидит Пушкина? Да потому что этот самый Пушкин – в каждой бочке затычка, проникает во все сферы жизни нашего героя. Постепенно подменяя собой настоящую жизнь. Пушкин – это паразит, вирус, заразная болезнь, которая медленно пожирает нашего героя изнутри. Основная проблема в том, что герой этого не осознает. Но подсознательно ненавидит то, что его медленно, но верно уничтожает.
Зрителю придется пройти путь «маленького человека» от школы, до тех времен, когда она станет «долбанным ПТУ». Но почему Питунин превратился в эту мелочь? Не потому ли, что с детства над ним нависает проклятый кудрявый каменный гость? Не потому ли, что «француз» лезет изо всех щелей и ни на минуту не может оставить Питунина в полном одиночестве? Не потому ли, что все окружение требует от человека уделять внимание не самому себе, а какому-то (пусть даже и вполне себе гениальному) русскому писателю?
Кстати, почему? Мир-то уже новый. Все изменилось вокруг. Власть захватили бывшие двоечники. И только Пушкина никто все так же не может заземлить. Просто потому что он – памятник. Памятник миру, которого уже нет. А может, и не было никогда?
Александр Сергеевич постепенно порабощает, заполняет своей черной глубиной ту пустоту, которая образовалась в душе героя, в жизни которого нет ничего, что способно эту самую жизнь наполнить. То есть, нет смысла. А почему нет? Наверное, потому, что герой не нашел в новом мире для себя ничего вечного и важного. Ничего, что останется с героем навсегда – кроме, как ни странно, этого самого «великого черного русского».
Питунин тонет, захлебывается в Пушкине. Нарождающаяся личность постепенно вытесняется чем-то другим – покуда ни останется маленький островок в центре Черной речки. И, кажется, что речка эта – натуральный Стикс, по которой, как акулы, рыскают разнообразные «мавры». Они размножились, обрели плоть и кровь, забрали прошлое героя, присвоили его и теперь хулиганят, дразнят, травят – кто во что горазд.
Сцены нет: зритель рассажен по периметру черного квадрата, заполненного блестящей слюдой. В центре, и практически без движения весь спектакль, находится некто в пуховике на голый торс и солдатских ботинках. Преимущественно спит. Но иногда снимает капюшон и поворачивается к людям.
Персонаж Николая Соловьева холоден и отстранен: он ведет свой рассказ из мира, что находится по ту сторону: там, где уже ничего не изменить, где жизнь проиграна. В этом личном аду Питунин способен только бесконечно прокручивать предсмертный диафильм, пытаясь угадать, с какого момента началось падение в темный омут.
А из глубин подсознания по очереди всплывают «черти». Те, кем он уже никогда не будет: школьник, молодой солдатик, влюбленный, семейный. И, наконец, озлобленный алкаш, цепляющийся за границы рассудка. Словно рябь на воде, персонажи возникают то тут, то там. Иногда буквально рассыпаясь брызгами по зрительным рядам.
«Пушкин» Алексея Межова – это детство: противоречивое, недогадливое, ощупывающее мир, пробующее на вкус. «Пушкин» Георгия Болонева – это юность: едкая, саркастичная, хвастающаяся мускулатурой почем зря. «Пушкин» Владимира Лемешонка – это зрелость: анализирующая, пользующаяся результатами труда первых двух. Только она способна так проникновенно и четко говорить о жизни. Только она знает толк в крепких напитках и уже бесстрастно смотрит на зрителя сквозь прорези маски.
«Пушкин» Виктории Левченко воплощает безумие – коварное во всех своих проявлениях. У безумия характер странной истеричной женщины и «гоголевский» парик.
Как известно, «каждый, умеющий читать между строк, обречен иметь дома ружье». Которое в финале обязательно выстрелит. А тот, кто застыл посреди Черной речки, в конце концов использует по назначению припрятанный пистолет.
Окончательно проглоченный «Пушкиным» Питунин убежит от реальности в пространство, где четко обозначится смысл его жизни. И внезапно окажется, что смысл этот, почему-то, в смерти.
Однако, любопытно: в кого целится автор – в себя, или, может быть в того, кто купил билет на спектакль? Убить «Пушкина» в себе и жить дальше, или же убить нынешнего себя – в угоду некоему культурному коду – вот в чем вопрос. Вопрос жизни и смерти.
Светлана Фролова
Фото: Виктора Дмитриева, предоставлены пресс-службой театра «Красный факел».